Мы переживаем последний акт великой трагедии. Это уже Варфоломеевская ночь интеллигенции, избиение ее и уничтожение ее богов. Это уже не измена родине, а измена человечеству, когда пьяные солдаты, не сдерживаемые их вожаками, обещающими нам скорое осуществление социалистического рая, прокалывают штыками картины великих мастеров, разрушают храм Василия Блаженного, сжигают библиот. Сангушки. Сколько стихийной ненависти в этих полных животных инстинктов темных масс не только к интеллигенции, но и ко всему тому, что не вкладывается в оставшееся по сокрушении старых, впитавшихся в них идей, мировоззрение, сводящееся к “еде, пьянству, наживе и женщине”.
На развалинах старого мира они строят свой новый, устилая улицы Одессы спившимися шампанским солдатами, насилуя бестужевских курсисток из ударного женского батальона и сжигая живьем юнкеров и кадетов. Вчера они были голодны – сегодня сыты, более, чем сыты, могут обжираться до рвоты, как на Лукулловском обеде, и в то время, как другие голодают – умирают от объедения. Это уже не гастрософия, о которой мечтал социалист Фурье, полуголодный конторщик, с завистью взиравший на своих упитанных хозяев; гастрософия – это изучение кушаний, которая должна была заменить лишнюю для социалистов философию в его фаланстерах.
Его гастрософия еще отдает ароматом недалекого от него галантного века.
Нет, теперь уже не гастрософия, а стихийное обжорство и пьянство с ароматом сивухи и крови.
Их мучил половой голод. Сегодня они обрели ключ предоставленного в их распоряжение гарема. Вместо платоновской общности жен, они получили право обращать всех женщин в своих наложниц. Изнасиловав ударницу-курсистку, они выбрасывают ее из окна, как бутылку из-под выпитой водки.
Они с дурным чувством взирали на превосходство этих загадочных для них тощих интеллигентов. Они знали, что у них там сила, где у них бессилие.
Сегодня в дикой радости своего превосходства они разбивают эти страшные для них черепа.
И вот между интеллигенцией и невежественной массой разверзается пропасть, которая становится все шире и шире. Даже те полуинтеллигентные рабочие массы, которым мы оказывали поддержку, забрызганные кровью, удаляются все дальше и дальше от нас.
Не говорите нам, социалисты Ленин, Троцкий и другие, что все это только неизбежные жертвы, что на месте колокольни Ивана Великого вы соорудите статую свободы, что своим социальным переворотом вы откроете двери гениям из социальных низов, что вместо погибшего Рубена вы дадите десятки новых из рабочего пролетариата.
Прокалывающий глаза на святой иконе, сам слепнет, но не для того мира, в котором беснуется эта свора одержимых дьяволом, слепнет он для того идеального мира, куда были направлены проникновенные очи святого. Поднявший руку на наши святыни, которым мы служим с юных лет, проходя по тернистому пути молодого ученого, остается с изсохшей рукой, которая не может создать ничего выше жалких и смешных суррогатов учебных заведений в роде матросских и солдатских университетов.
Вы идете на нас войной. Вы поле сражения усеяли трупами той молодежи, которая жила с нами в этих прекрасных мирах. Она бережно несла о них весть родному народу. Вы обратили этот народ в раздраженного сырым мясом хищника! Не говорите нам: на трупах их мы взрастим новую молодежь.
Молодежь уже не восстанет. Следующее поколение не будет иметь молодости. Вы убили не только этих детей, нашу надежду, нашу гордость, нашу будущую интеллигенцию, наших учеников.
Вы погасили пламя в сердцах молодежи, уничтожили дорогой им мир идеалов, ведший их на подвиги. Ваши подслеповатые глаза не видят как этот, правда на половину призрачный мир, столь несогласный с жестокой действительностью, постепенно рассеивается, как утренний туман. И если в нем было немало заблуждений, если все было слишком просто, порой наивно, то во всяком случае во всем отражалась великая истина, говорящая об ином мире, ради которого должно жить человечество и молодое, полное веры, сердце.
Для нового поколения вы обратили вопли о помощи голодных и плач страждущих в рев кровожадных и диких зверей.
Вместо прекрасных иллюзий, закрывавших жестокость действительности, вы поставили призрак из преисподней и он долго будет заслонять померкшее солнце.
На нас и наши области наступают ваши орды. Вы загубили нашу родину, родную землю вы обратили в вертеп и кладбище, и вы разрушаете небеса, которым мы поклонялись.
Чудные сказки нашего детства, прекрасные мечты нашей юности, гордость наших отцов и заветы наших предков вы уложили в гроб и бросили в море вместе с обезображенными трупами наших детей.
Вы говорите за вами идет новая наука и искусство. Но мы хорошо знаем: что там, где вы, не может быть ни науки, ни красоты.
Ибо не те силы, которые по вашему мнению создают историю: голод и половое влечение, дали жизнь нашим святыням, не экономические силы создают Сикстинскую Мадонну, Рафаэля, Гетевского Фауста и Ньютоновские начала. Все это создается в том пламени чистого идеализма, который душится вами, решительно отказывающимися даже от самых ничтожных жертв в защиту этого идеального мира от нападения рассвирепевших вандалов.
Мы говорим вам открыто: те, кто грабит интеллигентов, этих нищих в сравнении с разжиревшими дрягилями и грузчиками, могут получить прощение, пусть разденут нас догола, верьте, что наиболее ценное у нас не украдут и верьте, что, как только они пожелают выкарабкаться из грязи в которую увязли по самые уши, возденут свои руки к нам, умерщвляющие наших детей и учеников в саддической радости, подвергая их истязаниям, могут еще быть пощажены, так как это только наше горе и горе нашей родины, но кто своим страдным дыханием душит божественное пламя человеческого гения, тому – нет пощады. Здесь должна быть применена без пощады смертная казнь, ибо здесь преступник посягает на все человечество, уничтожая его духовное богатство, ведет его к духовной смерти.
Помните, что социальная революция может иметь только тогда созидательную силу, если ей предшествует революция интеллектуальная, а последняя принадлежит интеллигенции. Только в ней ее двигатель. Как только революция встала против нас, она перестает быть революцией, остается только бунт разнузданной, пьяной черни и революция приговорена к неизбежной смерти.
Армия революционеров идет теперь против тех крепостей, которые раньше их защищали.
Вы берете наши крепости, но знайте, что крепостными орудиями умеем управлять только мы.
Ах, как жалки теперь эти растерянные фигуры, которых саботирующие государственные учреждения чиновники, заставляют сажать в столоначальники обрызганных кровью пьяных, безграмотных матросов, в директора департаментов – товарищей Шурок. И как будут смешны эти просветители, когда после широковещательных обещаний, они будут искать профессоров и втаскивать на пустующие кафедры своих газетных пустословов!
Прогресс человечества понимается только соответственно трем родам, выставляемых, как конечная цель, идеалов.
Во-первых, экономический идеал социалистов, экономический рай человечества, в котором нет нищих и все поставлены в одинаковое материальное положение, позволяющее им хорошо есть, долго спать и мало работать. Здесь труд – зло и проповедуется завоевание права на леность.
Затем, религиозно-этический идеал, нравственное очищение человечества, приближающее его путем прохождения через горнило страданий к Божеству.
Здесь труд – безразличное, леность зло. К идеалу часто ближе тот, кто мало работает, но много чувствует.
Наконец, научно-эстетический идеал, постижение вселенной и усвоение раскрывающейся в ней красоты. Здесь труд – счастье и благо. К идеалу ведет только напряженная работа, как вампир, высасывающий порой кровь у ученого и художника.
Все яснее и яснее выступает мировая жестокость, совершенно определённым образом ставящая эти три цели во взаимное противоречие и, вместе с тем, не позволяющая ни от одной из них всецело отказываться.
От второй и третьей не может отказаться и самый заядлый социалист.
Ведь, если бы вся задача социализма состояла бы только в уничтожении нищего пролетариата, то решения ее не пришлось бы долго искать, так как возвращение к временам варварства, движение вспять по пройденному историческому пути приводило бы к этой цели.
Но в условие проблемы входит требование не только сохранения уже имеющихся культурных ценностей, но и возможности дальнейшего культурного прогресса.
И вот социализму приходится столкнуться с возражением, сводящимся к дилемме: порабощение личности коллективом, уничтожение личной инициативы, следовательно, должна явиться остановка прогресса и, более того, разрушение имеющихся культурных ценностей ими же требующий всякого рода жертв, неизбежно связанных с экономическим неравенством, культурный прогресс человечества. И приходится сознаться, что поставленная задача в иных случаях представляется чем то в роде квадратуры круга.
Возникающие противоречия еще можно заштопать, когда дело идет об уничтожении нищих, о насыщении голодных, но как только насыщение обращается в обжорство, уравнение пролетарства с буржуями во власть первых над последними, антагонизм целей выступает во всем своем блеске и от иных целей, кроме первой приходится категорически отказаться.
Вот тут то и выступает непримиримая позиция интеллигенции и ее настоящих врагов.
Интеллигенция никогда не откажется от научно-эстетических идеалов.
Когда жестокий факт противоречия между великими целями вполне сознается интеллигенцией, то она или будет должна себя уничтожить или признать, необходимость некоторой доли социальной жестокости, ограничение права на леность, неизбежности принудительной работы, для тех, кто не желает работать. Ей придется признать великого капиталиста – науку, забирающего от рабочего человечества “прибавочную стоимость”, беря от него с экономической точки зрения больше, чем отдавая, так как самое ценное в науке это – бесполезное.
Встав на эту точку зрения все резче и резче выступающую по мере восхождения по интеллектуальной лестнице, следует и началам свободы придавать иной смысл, чем тот, который им придают социалисты и который естественно, проходя через темные массы, эволюционируется в нравственную распущенность и анархию.
Все свободы не столько для человека, как для того, что вне человека, это не самоцель, а средство ускорить и обогатить культурный прогресс, по возможности облегчая положение тех, которые для него работают, а вовсе не для того, чтобы дать возможность необразованным классам с явным ущербом образованным, добившись экономического рая уничтожить этот прогресс.
Если спасение прогресса потребует от нас уничтожения свобод, закрепощения масс, даже экономических казной, до чего, дай Бог, не доживем, то мы не должны перед этим остановиться, ибо третья цель для нас важнее первой. Ибо вторая цель – религиозно-этического воспитания человечества не достижима без научно-эстетического прогресса, а отказываясь от обеих, мы уничтожаем самый смысл существования человечества.
Проф. Д.МОРДУХАЙ-БОЛТОВСКОЙ.