Я страдаю безсонницами. Ночью долго лежу, тщетно ожидая сна, утешителя усталых. Тысячи беспорядочных, смутных мыслей, то быстро пробегающих, то застывающих в режущей мозг неподвижности образов. И вот я очень долго не спал. Мне мешали уснуть непрерывно двигающиеся добровольческие отряды.
Под папахами бледные лица, утомленные бессонными ночами, голодом и постоянным страхом попасть в обрызганную мученической кровью русской интеллигенции пасть раздраженного зверя из бездны.
Смотрите на эти молодые глаза… в них отражается сама смерть, величавая и молчаливая, стоящая на страже темной пропасти Непознаваемого, окруженная величайшим ужасом и сладчайшим покоем.
Смотрите: там не только Смерть, но и то, что сильнее Смерти: там отражается идеальный мир, прекрасная риза Господня. Как святые мученики Колизея, идете вы на великую жертву.
Слышите вы скрежет зубовный тех, кому эта риза, блещущая, как небесный свод, миллионами лучших алмазов закрывает то, о чем ревет их неукротимый желудок.
Слышите, как они двигают своими челюстями и как слюна, словно ядовитая пена взбесившегося животного течет по их подбородкам?
Слышите звон золотых монет в их туго набитых карманах? Звоном этих монет, которые простые сердца с крестным знамением в глубокой вере в Бога и Россию отдавали на спасение гибнущей родины, над трупом которой рыщут теперь гиены и шакалы, они хотят заглушить тихий звон колоколов в ваших сердцах.
За Христом идете вы, святая молодежь, на великую Голгофу, принять муки за великие идеи любви к родине и лучшего ее будущего. Терньями покрыт этот путь Сократа, Гуса, Бруна, жирондистов и длинного ряда мучеников, которые, а не экономические факторы, не красногвардейское брюхо, двигали вперед многострадальное человечество.
Тихо, тихо опускается на меня сон. Как герой одного из фантастического романов Уэльса, я живу двумя жизнями, одной на яву, другой во сне, причем последняя относится к будущему, которое вследствие того, что время не имеет объективного значения и находится только во мне, душа перетасовывает как колоду карт.
Я гражданин №666 серии 25-й, я юноша и живу в социалистической казарме, не зная ни отца ни матери. Сижу в аудитории среди других юношей, которые так на меня похожи, что кажется, что я только один, но отраженный в нескольких зеркалах.
На стенах аудитории портреты Ленина и Троцкого. Вместо кафедры стол, за которым сидит выборный учительский комитет, состоящий из 2 учителей, 2 учеников, 2 школьных служителей и 2 делегатов от советов солдатских и рабочих депутатов (все с правом решающего голоса).
Товарищ-председатель, гражданин №1239 серии 10-й читает то, что предлагается выучить к следующему уроку:
“Весь исторический процесс движется экономическими факторами. Всякие, даже самые идеальные явления в социальной жизни вызываются только экономическими условиями, только борьбой классов за чисто экономические интересы.
Коммунистический манифест 1848 года говорит: “История всех доныне существующих классов есть история борьбы классов, причем с образом жизни людей с их общественными отношениями меняются также их представления, воззрения, понятия, словом, - все их миросозерцание; господствующими идеями должны быть всегда идеи господствующих классов”.
Даже греческая философия, погружающаяся порой в оторванную от жизни метафизику находить прямо блестящее объяснение в экономическом материализме.
В каждой философской системе, говорит глубокомысленный Штилих (Греческая философия с точки зрения материалистического понимания истории), тот или иной строй жизни возводится в степень закона природы, разъяснить который признана философия. Фалес, Анаксимандр и Анаксимен – защитники роскоши и удовольствий ионийских богачей, которых народила развившаяся морская торговля Малой Азии.
По ничтожным сохранившимся до нас отрывкам мы имеем неверное представление о Ксенофане, который, по его словам, 25 лет носился по всей Элладе с своими думами об “едином боге, величайшем среди богов и людей, не похожем на смертных ни телом, ни разумом, который весь видит, весь мыслит, весь слышит и без труда силой разума правит …”. Это не религиозный мечтатель, а предок красногвардейцев, пылающий злом враг философов-буржуев, выставляющий своим постулатом “равенство всех людей” и его единое все, это – всеобщее равенство, осуществляемое четыреххвосткой.
Гераклит же санкционирует борьбу богатых и бедных и социальные различия, признавая их естественно необходимыми.
Когда он говорит: “лучшие предпочитают всему одно: вечную славу среди смертных, а толпа жует свою жвачку, точно скот”, то он, конечно, под лучшими разумеет богачей-аристократов, а под толпой – пролетариат.
Когда он негодует: “следовало бы взрослым эфесцам удивиться, а несовершеннолетним покинуть город, так как изгнали они Гермодора, своего лучшего гражданина, сказав: да не будет из нас никто лучшим, не то пусть живет он в другом месте и у других”, то этим лучшим является, конечно, капиталист, сосущий кровь у пролетария.
Сократ – консерватор, и процесс против него попытка демократической реакции восстановить доброе старое время. Платон именем Бога обманывает народные массы, при содействии божества осуждает пролетариат на безвыходное рабство.
Товарищи! наш экономический материализм необыкновенно легко объясняет то, что не поддается объяснению с точки зрения буржуазного идеализма (см. Жорес и Лафарг. Дискуссия).
Лафарг прямо таки гениально объясняет прекращение антропофагии с помощью одних экономических факторов. Видите ли: раньше и мужчины, и женщины, и дети принимали участие в тризнах из человеческого мяса. Кушали не только пленных, но и своих престарелых папаш, мамаш, дядей и теток. Но пребывание в богатых дичью и рыбой местностях, разведение скота и обработка земли создали возможность прокормления стариков и использования их все таки имеющей некоторую цену рабочей силы и дали возможность им умирать естественной смертью. По исключению родственников из числа обеденных блюд, в виде десерта оставались только военнопленные, которых уже не хватало на всех, и женщинам приходилось оставаться без лакомства. Отсюда борьба двух классов, одного – мужчин с правом на последнее блюдо, другого – женщин без этого права. Последние, держа в своих руках власть над половыми инстинктами мужчины, в результате победили и путем уничтожения для всех последнего блюда было установлено равенство классов, и единовременно сделан переход от антропофагии к рабству.
Самые сильные доказательства правоты экономического материализма дала последняя всемирная война, после которой произошел переход от капиталистического к социалистическому строю. Тогда русский пролетариат, вследствие истощения страны войной, созданной чисто экономической борьбой империалистических государств, был доведен до ужасного состояния.
При страшном вздорожании жизни, вследствие того, что русские товары не могли иметь сбыта на заграничных рынках, масса фабрик было закрыто, и на улицу была выброшена огромная армия безработных, а заработная плата опустилась ниже уровня, удовлетворяющего самые насущные потребности рабочего. В то время, как купец разживаясь спекуляцией вместе с купленной ими интеллигенцией – профессорами, учителями и чиновниками наслаждались всеми благами жизни, пряча своих детей в тыл, бедный рабочий шел в окопы или ????? за ничтожную плату 15-20 руб. в месяц на завод, или же, наконец, протягивал руку.
Но чаша оказалась переполненной, он поднял революцию и свергнул монарха.
Рабочий пролетариат создал в России демократическую республику, в которой гражданин пользуется такими свободами, которых нет и в Новой Зеландии: он создал такой государственный строй, перед которым Ново-Зеландская республика то же, что чистилище перед раем.
В борьбе с восставшим пролетариатом крепкое, не желающее идти ни на какие уступки буржуазное правительство употребило самое жестокое средство: оно обезоружило и распустило войска, что дало новые несчетные полчища безработных, которые сперва с раздирающей сердце кротостью перед надвигающейся голодной смертью тихо бродили по весям и городам и, наконец, проникшись справедливой пролетарской злобой, образовали прекрасно дисциплинированные отряды, богатые не столько своими техническими средствами, сколько храбростью.
Все капиталистические элементы, разбитые на голову повсюду, свили себе осиное гнездо на Дону, которое было очень трудно разрушить. В самом деле, боясь за судьбу своего стоящего уже на краю погибели класса, капиталисты, в особенности ростовские, жертвовали на буржуазные добровольческие дружины прямо боснословно-коллосальные суммы.
Были случаи, когда из страха лишиться, с отменой частной собственности, своего жала, высасывавшего кровь пролетария, богачи соглашались обращаться из крупных буржуев в мелких, в надежде разжечь потухающий огонь в прежнее пламя, и отдавали на добровольческую армию все свои колоссальные имущества, оставляя у себя небольшую часть денег.
В то время, как пролетарии, двигаемые только голодом, шли против несметных полчищ капиталистических наймитов, последние в несравненно большем числе и с несравненно большими техническими средствами долго отбивали храбрые атаки изголодавшихся красногвардейцев.
Победили последние, и таким образом им пришлось быть предрешенной Марксом акушеркой при рождении социалистического строя, который и без этой акушерки, может быть, несколько позже должен был бы явиться на свет, ибо иначе совершенно нарушился бы порядок, по которому, согласно Гегель-Марксовскому приказанию, “исторический процесс должен шагать, как прусский солдат по команде своего фельдфебеля”.
Этот урок учительского комитета был прерван тремя ружейными выстрелами милиционеров, гнавшихся за грабителями перед моим окном.
Опять наступила томительная бессонница. Я думал о своем сне и о мудрых словах учительского комитета и вспомнил афоризм Меринга:
“Экономический материализм – идеология рабочего класса так, как исторический идеализм – идеология буржуазии”; и вот, мне представилось, что Меринг не договорил более важное: Порядок: факты, и затем выводы, - это буржуазный порядок; сперва выводы, а затем уже подделка под них фактов – вот истинный путь, по которому должна шествовать социалистическая наука.
Проф.Д. МОРДУХАЙ-БОЛТОВСКОЙ.